23:21

Флэшмоб настиг меня на повороте и заставил признать, что моя жизнь — довольно неплохая штука. А местами даже отличная.
Если вы тоже хотите совершить это открытие — влезайте добровольно, эстафету никому не передаю, сижу с ней в обнимку.
Неделя добра, позитива и утконосов!

День 1

День 2

День 3

День 4

День 5

День 6

День 7

@темы: фм, фриковальня, базилик, но экстремал

Мастерские итоги

Ставить игру по мотивам событий одной из реперных точек канона было челленджем.
От канона, по правде, мало что осталось.
В неполные шесть часов игрового времени мы чудом уместили половину серии про вьетнамскую войну, которая в экранном времени занимает четверть часа + все флэшбеки из оригинального аниме на ту же тему и бессчётные пасхалки.
Механика игры при этом мало отличалась от типовых кабинеток про распоясавшуюся мистику или (пост)апокалипсис: люди в замкнутом помещении, смертельная опасность, ограниченные ресурсы — ну, все мы смотрели голливудские триллеры и многое оттуда почерпнули. Почему так: понятно, что даже в пределах съёмного этажа джунгли и хижины не сконструировать (хотя наша героическая Марго в одной локации всё равно умудрилась), так что место пришлось придумывать и конкретизировать в самом начале. Так появился японский бункер 47 года NV-02 (North Vietnam), а к нему умозрительные джунгли, бетонная дорога, три деревни, райцентр, река, граница с Лаосом, карта бомбардировок по местности, штаб NV-01 — и процесс того, как это разрасталось, правда похож на рисование мультика. Поиск пространства, в котором будут действовать твои герои. Раз кадр, два кадр.
Некоторые вещи легко нарисовать или снять в кино, но в реальном времени в ~ любительском театре не смоделируешь никак. Да что там, у нас дверь бункера нетканкой на крестовине отыгрывалась!
(Хотя во время игры я аутотренинга ради отдельные её моменты представлял нарисованными.
Техник Венсан монтирует электрический контур. Ашер Моро (шевалье в облике Ашера Моро, сам же придумал этот концепт и сам переезжаюсь, как так) стоит на коленях перед пустотой. Вьетнамец добивает рукокрыла гаечным ключом. Колыбельная Ребекки Дэвиду — отдельным роликом минуты на две с закадровой музыкой. Хадзи рассеянно гладит крышку гроба — точно таким же жестом, каким погладил бы Саю по волосам.
От таких псевдо-нарисованных моментов очень легчало. Переставал донимать лезущий на глаза абсурдизм ролевых моделей: удлинители, игрушечные пистолетики, бывшая коробка из-под холодильника, не переодевшийся толком игротехник в пальто. «Стоило жить и работать стоило».)
Я раньше скептически относился к тенденции переписывать канон как придётся под условия игры и только сейчас понял со всеми предпосылками, почему это бывает необходимо. Бесценный опыт.

Пасхалки

Я ставил перед собой, в числе прочих, задачу вложить в голову игрокам именно нашу трактовку — чтобы все мы сыграли в один мир. Сложно выразить словами разницу между союзником и биологическим оружием, боевым заданием и недостижимой гуманистической целью, любовью к женщине и любовью к науке, а уж сделать так, чтобы эти слова звучали однозначно и прочитывались одинаково мной и адресатом, получалось далеко не с первого раза.
Несколько раз в один вечер перескакивал в разговоре с игроками с точки зрения спасителей мира на точку зрения второй стороны конфликта. Риторика ширилась и крепла, мозги кипели.

Фрагмент прогруза Очень Тайной Организации. Мат и проникновенность.

О том, как выглядит плохая концовка, разумеется, знали все. И учились её не бояться — ведь наши персонажи не смотрели канон и ничего не знают про срыв, про реки крови, про рукокрылов с горящими глазами и сигнальные ракеты над листьями пальм.
Учить людей не бояться того, что может их убить, едва ли не больше выражает идеи аниме, чем вся игра вместе взятая.

Сводка по погибшим

У нас не было жёсткого сюжета и мастерских рельсов, напротив, мы страстно и безнадёжно хотели уйти от канонного варианта. Того самого, который нас настиг.
Но концовки были прописаны конкретные, с причинно-следственными связями. Нажми на кнопку — получишь результат.

Нажать на кнопку

Ачивки:
@ смастерил свою игру
@ стехничил свою игру
@ поиграл в свою игру
@ самостоятельный!

Вымышленные игротехнические люди тоже хотят поговорить.

 

@темы: РИ, "смесь любительского театра с психологическим тренингом", "будь счастлива и всегда улыбайся"

Странно, что этот факт миновал всё инфополе, кроме твиттера, но с августа месяца я время от времени мастерил кабинетную ролевую игру под названием “Ёбаный Вьетнам”. По аниме “Кровь+”, пятидесятисерийной франшизе про вампиров.
Было так: мы с Виком сидели на парапете набережной Москвы-реки напротив Киевского вокзала, орали и договорились в процессе до того, чтобы собраться с шарлоткой и ноутбуком и пересмотреть одну старую красивую постапокалиптику (про которую, забегая вперёд, никто даже не вспомнил).
Мы собрались. На обещанную шарлотку прилетели моя Софи и её однокурсница, мы сидели на кухне, всем было слегка неловко, как бывает, когда незнакомые люди в первый раз вместе пьют чай. И я, чтобы разрядить обстановку, выдал какую-то плохую фандомную шутку девятилетней давности. Софи рассмеялась. Её однокурсница рассмеялась из вежливости. У Вика округлились глаза, и он спросил с интонацией сектанта, осознавшего себя среди своих: “Так вы тоже?..”.
Это могла быть совсем другая история. Но я отвернулся порезать шарлотку.
А когда через сорок секунд обернулся, было поздно.
“Фиори, — сказали они, — Фиори, ты делаешь игру!”.
Так я стал делать игру.

Процесс (версия подробная, добрая и весёлая)

Процесс (версия метафорами из канона, злая)

Благодарности

@темы: РИ, "смесь любительского театра с психологическим тренингом", "будь счастлива и всегда улыбайся"

22:25

Колошматрица; коллизии госслужбы


 

@темы: РИ, "смесь любительского театра с психологическим тренингом", "каждый житель Всероссийского Соседства немного осётр", сага о Викторине

Ладно, окей, пора признать, что нынешняя осень хоть и проходит лучше обычного, но раз за разом превращает меня в эмоциональный фарш.
Органическая жизнь бессмысленна. Серьёзные разговоры невыносимы. Ноги — атавизм.

...Поэтому, когда за мой столик в Маке присаживается незнакомый пижон в кашемировом пальто — улыбка извиняющаяся, но с наглецой, — «Здесь свободно?», — мне хочется включиться на полную мощность и начать мерзко орать, но упс, включиться-то я и не могу.

Он разворачивает гамбургер. Нас разделяет тонкая стенка экрана ноутбука.

Конструкция храма выглядит тяжеловесной за счёт массивного антаблемента с преобладанием грубого декора в метопах и угловыми акротериями.
(На самом деле это шутка про то, что я слишком много думаю.)

В Маке столько людей и они пьют столько кофе и чая, что норму сахара на армейский паёк можно насобирать с трёх брошенных подносов.
Особенности формирования ИРП для вооружённых сил США. Консервированные бобы.

Остывший кофе отдаёт запахом жжёной пробки. Всю жизнь сначала съедаю в капучино молочную пенку, потом допиваю кофе.

— А вот это внизу углу что зелёненькое на стикере? — сосед по столу рассматривает наклейки на крышке ноутбука.
Я пожимаю плечами.
— Не помнишь, что налепил?
— Молодой человек, мы с вами на «ты» не переходили.
— Да я на «вы» только с бабушками и дедушками.
— Тяжело вам на работе, должно быть.

Неоткуда взять полную мощность. Даже неполную неоткуда.

Я чувствовал себя очень живым (а не куском замороженного эмоционального фарша), когда мы с Лэйтэ танцевали без музыки вальс на кухне общежития Тимирязевки. Тёмное окно, дверь на общий балкон заклеена, комнатные цветы на подоконнике — листья такие, знаете, зелёные, разлапистые. Советские электрические плиты, допотопные мойки. Плиточный пол. Я в военизированных ботинках на тракторной подошве умудряюсь не наступить Лэйтэ на ногу. И вечером перед Альконной, когда мы с Виком пытались танцевать за углом «Коперника», смеясь и путая лево и право. Было холодно, но мы в рубашках и колетах почему-то не мёрзли. Огромная шкатулка в виде книги стояла на бордюре и фантомно шелестела страницами.

И в прошлый понедельник во дворе-множества-окон в Большом Палашёвском, когда я пытался доворачивать Хэл на втором шаге, танцуя всё тот же самый вальс — раз-два-три, раз-два-три — по квадрату, и из её телефона по площадке вокруг нас мерно звенел извечный аккомпанемент к большому фигурному, — тоже было хорошо.

Там, где совпадают ненадолго движение и звук, замолкают бесконечные свёрла в моей голове (те самые, которые сверлят, сверлят, сверлят фундамент жёлтого здания каждый день, пока я сижу там на парах, пока печатаю в ноутбуке, пока сплю, уткнувшись лицом в собственные неприлично пышные манжеты рубашки).

Танцы очень спасают. Это вообще, наверное, лучшее из всего, что со мной произошло с сентября месяца.
Вечер каждой среды, бесконечные контрдансы, па-де-грасы, «перекинули даму в правую руку!», прогоны схемы по бумажке, под счёт, под музыку.
Если бы мне потребовалось благодарить Эру за всё, что этот невероятный человек для меня делает, вторым или третьим пункте в списке благодарностей было бы «спасибо, что позвала меня танцевать на Полянке».

@темы: "в небе по-прежнему осыпались галактики", базилик, но экстремал

тот, кто не был готов к радости водопадов

@темы: вверх, "смесь любительского театра с психологическим тренингом", "хочу светить с тобою наравне"

Я просто сон. Хороший и тёплый сон.

@темы: РИ, "смесь любительского театра с психологическим тренингом", "хочу светить с тобою наравне"

Социально одобренный способ делиться информацией о себе.

Правила:

1. Оставьте комментарий ниже, где изъявите желание ответить на шесть моих вопросов.
2. Я задам вам шесть вопросов.
3. Вы поместите в свой дневник мои шесть вопросов со своими шестью ответами — честными и откровенными, иначе какой смысл?
4. Вы включите в запись эту инструкцию.

вопросы Ульриха

вопросы Игниса

@темы: фм

Однажды в сентябре мы стояли вдвоём в курилке — мы редко стоим вдвоём, обычно вокруг люди, они смеются, просят зажигалку, бросаются в глаза цветом волос, каким-нибудь чудным беретом, значком на сумке, отвлекают. Но в тот раз стояли только мы и смотрели в небо.
Небо наблюдало за нами, перисто-серое. Глядело оттуда, с запредельного высока, на развороченную крышу нашего института, в которой нет и не было перекрытий, на широкие плиточные тротуары в пятнах луж, на неровный треугольник голубей над бульваром. На нас, двух маленьких человечков у чёрного забора, которые ждут снега в сентябре.
Она была в кожанке и дрожала от холода. Она почти всё время мёрзнет. Облупившийся жёлтый лак на ногтях, лохматый исландский шарф (чужой), грязные берцы («вторую неделю нет времени помыть, представляешь?»). Я прятал руки в длинное красное кашне. Красное кашне к зимнему чёрному пальто. Слишком много Стендаля, хотя отсылка задумывалась не к нему.
Случайный прохожий на просьбу закурить поделился папироской «Донской табак».
Когда она закуривала, пальцы у неё тряслись, и огонёк зажигалки суетливо подпрыгивал.
— Тяжёлая осень? — хотелось спросить мне.
— Я выгляжу так же паршиво, как ты? — хотелось спросить мне.
Вообще-то осень начиналась тяжело. И выглядел я паршиво.
Я работал курьером. Она — промоутером предвыборной кампании. У меня начинался ролевой сезон. Она меняла со скандалом съёмную квартиру.
Я уставал ужасно и ездил в общественном транспорте больше, чем за все три летних месяца. Иногда мне приходилось в один день добираться от места до места на метро, на случайном маршруте автобуса, на трамвае, на монорельсе, на маршрутке, на МЦК и на электричке.
Она возвращалась в свою-не свою квартиру, падала на кровать, не снимая ботинок.

В Лите начинался ремонт, главный корпус обрастал строительной защитно-зелёной сеткой, шаткими досками, разноцветными лесами и говорливыми рабочими. Мы учились с восьми утра или с обеда, и это было в новинку. Делали ставки, придёт ли на нулевую пару преподаватель.

Мне очень хотелось говорить, но не получалось.
Получалось читать книги и ходить по земле.
Вода в Москве-реке была осенняя, на вид плотная, застывшая, цвета и фактуры оплавившегося металла.
Как-то раз, когда я отвозил документы в офис у Лужников, я видел на реке длинную баржу-мусоровоз с партией строительного хлама — здоровенного неповоротливого крокодила в металлоломной ржавой чешуе, истыканного щепками досок.

Лофт-кварталы на юге построены из красно-рыжего щербатого кирпича, именно такого, какой представляешь при слове «кирпич» или «кирпичный цвет», и выглядят совершенно жилыми, провинциальным немецким городком из романа Гессе. Не хватает только цветов на окнах.
Градирни ТЭЦ-8 похожи на кратеры спящего вулкана. Если кого-нибудь впечатляют пейзажи промзоны, то здесь пишут про ТЭЦ подробно, с картинками и исторической справкой по району.
В окрестностях станции метро Октябрьское поле есть целый квартал футуристических сказочных замков. С башенками, шпилями и цветной мозаикой, как полагается.
Ну послушайте же, послушайте же меня, я пытаюсь рисовать словами, а акварель стекает со страницы.

Я всегда боялся говорить о том, что чувствую по отношению к городу, в котором живу. Прибегут другие со своей историей, своей мистикой, своими городами и Городами, своей любовью и нелюбовью, начнут сравнивать, кто выразился красивее и честнее, кто подобрал максимально близкое слово.
Я не хочу быть красивым и честным не хочу тоже, а особенно — и тем, и тем.
Я хочу иметь право употреблять литературные штампы как в первый раз.
По отношению к своему городу я чувствую острый, болезненный при всей его метафизичности укол той же самой иголки, которая кольнула меня в сердце два года назад на трассе в Ленинградской области при виде указателя «Москва — 637 км».

Я учусь, работаю, делаю ролевую игру, танцую по средам вальсы (обнимаю невероятно хорошего человека — и от этого легче и теплее), встречаюсь с друзьями, собираю каштаны, перевожу фанфики с английского, хожу по вечерам в лесопарк жонглировать булавами и совершенно не знаю, как жить эту жизнь.
Знаю только, что всё станет лучше, когда выпадет снег.
Это квази-религия, мы её придумали на своём втором курсе — мы двое, я и она. На том же втором курсе, когда был шекспировский театр, дерево над Малой Бронной, допуск к экзамену по руслиту с убийственным «стонет сизый голубочек» и регги-танцы на Самайн. Придумали, когда сидели на втором уже по счёту дереве — в гнезде, укутавшись в тёплый и широкий шерстяной шарф, — и я пересказывал ей сказку Андерсена о Ледяной деве.
«...Прозрачная голубовато-зеленая вода, вытекавшая из горного глетчера, была холодна, как лед, и глубока. Молодые охотники, девушки, женщины и мужчины, некогда провалившиеся в расщелины скал, стояли перед ним как живые, широко раскрыв глаза и улыбаясь, а из глубины, из погребенных под лавинами городов, доносился колокольный звон; молящиеся преклонили колена под сводами церкви; льдины образовали орган, горные потоки загудели…»
Скоро выпадет снег, и всё будет хорошо.

@музыка: Сплин - "Она была так прекрасна"

@темы: великий магистр-траншеекопатель, вода голубая, потому что в ней отражается небо, базилик, но экстремал

00:18

Read-list

2016

@темы: "книги должны быть тяжёлыми, ведь в них заключён целый мир"

12:08 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

00:57 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

КАК ЭТО БЫЛО

(артхаус)





А с платформы говорят:
«ЭТОТ ПОЕЗД ЕДЕТ В АД!»
(с) фольклор



Рекламный ролик формата «в предыдущих сериях»

Четвёртая ролевая игра по одним и тем же книгам.
История. Историография. Идеология. Большая политика. Государственные тайны.
Интриги. Расследования. Обыски. Допросы.
Пространство ебёт законы баллистики.
Трудоголизм. Бумажное море. Кто к нам с запросом придёт — тот от скоросшивателя и погибнет.
Студенчество. Танцы. Чайки. Выездные лекции. Клумбы. Конспекты и стихи.
Ожившие мертвецы и ходячие трупы.
Дожди. Летающие рыбы. Потерянные лягушки.
Френдшип из мэджик.
Ужасная смертельная опасность, а потом завтрак.

Очень скоро во всех радиоприёмниках города Бедрограда — куда я угробил неделю своей жизни и почему не могу перестать.

@темы: РИ, "смесь любительского театра с психологическим тренингом", ничего страшного нет, universal confidant, "каждый житель Всероссийского Соседства немного осётр"

17:00 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Этому фанфику пять лет. Серьёзно. Грёбаные. Пять. Лет.
Так смешно, если задуматься.

Фэндом: К+
Персонажи: узнаваемы
Жанр: путеводитель и ангст
Размер: полтыщи слов
Дисклеймер: побойтесь лешего, какие авторские права, все умерли.

С каждым годом он забывает всё больше сиюминутного. Вернее, более внимательно выбирает, что следует запомнить.
Встречи, разговоры, голоса, лица мелькают — и теряются мгновенно. Исчезают, как хлебные крошки, которые смахнули тряпкой со стола. Умереть значит упасть за край.
Он поневоле привязывается к неизменным вещам. К городам, к перекрёсткам улиц, чётким, как перпендикулярные линии, проведённые по угольнику, к узорам лепнины на фасадах, к тихим паркам, где весной цветёт акация. Эти места переживают своих создателей — архитекторов, строителей. Переживают зрителей, случайных прохожих. Они и его, наверное, переживут.
Однажды, проездом в Брюсселе, он узнаёт, что его любимую гостиницу в старой части города снесли, и долгое время после этого чувствует себя обманутым. Он ни разу не заходил внутрь, не поднимался по тёмно-зелёному паласу на ступенях крыльца, не видел обстановку комнат. Помнил только яркие праздничные козырьки над окнами, выходящими на улицу. Их красили заново регулярно — ежегодно или, возможно, реже. Он ни разу не попадал в Брюссель несколько лет подряд.
Теперь и возможности зайти не осталось.
В мире бушуют войны, войны уносят людей — миллионы, миллиарды крошек, которых он не замечал, не видел, не увидит никогда, — разрушают предметы, стирают то, что должно было бы простоять века.
Дрезден после Второй Мировой отвратителен.
Он разочаровывается в стабильности чего-либо рукотворного. Города перестраиваются, здания ветшают, оружие ржавеет, приходит в негодность. Но остаются ещё реки, быстрые и холодные в большинстве стран, где он бывал. И закаты – новый закат каждый вечер. За столько лет все они сливаются в мягкое оранжево-жёлтое свечение, от которого теплеет под веками, если закрыть глаза, повернувшись лицом к заходящему солнцу. Он не может вспомнить ни одного конкретного заката — только слово на нескольких языках и ощущение. Это немного угнетает. Закат стоило бы помнить.
Вдали от людей он чувствует себя последним живым существом на Земле. Маленькие деревеньки ночью выглядят вымершими. Луна скользит по небу, как мёртвая белая женщина с погребальным венком в руках. Иногда пятна на лунном диске складываются в отпечаток цветка. В сентябре в северных странах это лилия. Книжное сравнение — но он давно не читал никаких книг.
Он раз за разом возвращается в ненадёжные города. Бродит часами по улицам, без карты, зачастую не обращая внимания на указатели и номера домов. Ночью его тень между пятнами фонарного света оборачивается чудищем, фантазмом — с непропорционально длинными руками и маленькой головой. Ночью он сам чувствует себя чудищем и фантазмом.

Верх пожарной лестницы опасно наклоняется вперёд. Он сидит на первой от неба ступеньке: нашёл точку равновесия, но всё равно готов спрыгнуть в сотую долю секунды, как только ржавый металл заскрипит и пошатнётся.
Внизу тихо. Изредка шуршат шины или разговаривают припозднившиеся прохожие.
Когда-нибудь, думает он, глядя на крыши, связанные сетью проводов, на антенны, похожие на усики мёртвых насекомых из коллекции энтомолога-энтузиаста, может быть, когда-нибудь случится такой момент, чтобы она захотела послушать. Вспомнить, как звучит его собственный голос, а не голос его виолончели. Или просто так, разговор ради разговора, краткий миг передышки. О ночах в городе. О луне и рисунке лилии. О том, как странно звучит в тёмном, ощутимо плотном от ночного дождя воздухе музыка Брамса из окна полуподвального магазинчика музыкальных инструментов.
И в этот момент, думает он (ведь наступит же этот момент), будет глупо теряться, мучительно подбирать слова. Нужно запоминать сразу.
Так они и копятся – миллионы, миллиарды невысказанных слов. Нерассказанных историй. Историй, которым, наверное, лучше и не быть рассказанными.
Ломаный грош цена всем его историям, если на самом деле он не помнит ни одного конкретного заката.
Ни одного заката, на который смотрел без неё.
 

@темы: "было ровно восемь часов сорок две минуты и ещё четыре секунды", "будь счастлива и всегда улыбайся"

13:06

Приглашение

Наверное, мне стоило бы высказаться по поводу происходящего ещё разок.
Спасибо всем, кто добрался (и всем, кто попробовал).
Спасибо Рене, который хорошо стоял. Спасибо Миле, которая пела. Спасибо Хантэ, которая играла в Диксит за синего кролика. Спасибо Фаусту, который подарил мне две книги Германа Гессе.
Спасибо тому, кто заблудился в дожде.
Спасибо Морган, которая нашла время на скайп.
Спасибо Рисе, которая вытащила меня покурить. Спасибо Шао, который сумел вернуться из похода за Колой. Спасибо Афи, которая отмыла мне всю кухню (Афи, мне очень нужно с тобой поговорить).
Спасибо Манькофе, которая два дня подряд помогала мне готовить.
Спасибо моей Софи, которая позвонила мне утром, приехав из аэропорта.

И спасибо человеку с подпольным прозвищем «Днище по вызову» — за всё, чего ты не сделал.

К утру у меня появилась официальная версия событий, из которой по цензурным соображениям удалена обсценная лексика, зато добавлена неожиданная концовка. Желающие могут ей поинтересоваться.

Также я прошу прощения у всех, кому было на этом празднике жизни неудобно/невкусно/нервно и нехорошо в любых видах и ракурсах. В идеальном мире это можно было бы предотвратить.

На самом деле, я не жалею, что всё это в целом прошло именно так (хотя паспортный день рождения по-прежнему недолюбливаю). День рождения, новый год и прочие годовщины даны нам всемилостивым календарём для обозначения рубежа, а на рубеже ярче всего выступают наиболее значимые проблемы.

Спасибо и простите.

@темы: "в небе по-прежнему осыпались галактики", и завопил благим матом, базилик, но экстремал

02:39

— Но у тебя нет тени! Почему бы это? Почему?
— Боятся люди теней. Потому-то я и оставил свою за лесом.
(с) Рэй Брэдбери «Смерть и дева»


Бывают такие ночи — после того как едва-едва добрал днём многодневный недосып, — когда заснуть не получается.
Лежишь в темноте, чувствуешь себя аквариумной рыбкой. В стеклянной коробке с водой, зеленью, мусором.
Из приоткрытой форточки пахнет холодом и дождём.
В окнах дома напротив горит свет на балконе под колоннадой. Переплёт заглавной буквой Т.
Проехала по улице машина с мигалкой, расплёскивая лужи на велодорожку. Свернула на Садовое.
На Садовом, как и на Тверской, перекопан тротуар. Встречные зонты врезаются друг в друга.
Во дворике у креста Гермогену на четырёх лавочках по периметру ночуют бомжи. Натягивают над лавочкой и завалом баулов полиэтилен, кучкуются под ним, разговаривают.
Над Москвой-сити между небоскрёбами висит, как на ниточке, круглая оранжевая луна. Ёлочный шарик.
Лебеди на Патриках спят посреди пруда в домике. На одной его стенке баллончиком банальное: «Саша + Маша =», кривое сердечко со стрелой. По статистике, частое сочетание имён.

Жили, в общем, два вымышленных человека, мальчик и девочка. И не то чтобы они друг друга любили, и не то чтобы даже дружили. Просто раз в две недели вместе пили чай. Он любил зелёный импортный, без сахара, а она — сладкий, крепкий, но со сливками и обязательно со сдобной булочкой. А потом у обоих в жизни начали происходить тяжёлые и неприятные события, которые они поодиночке переживали с трудом. И тогда они продолжили вместе пить чай, только почти каждый вечер и на одной кухне. Способ разогнать мрак.

Вечерние новости передавали — публиковали — макабрические картинки.
Футбольные фанаты в Марселе. И в Кёльне. Отпустили под честное слово. Чартерный рейс министра спорта.
Аллигатор на поле для гольфа.
Человека, которые нашёл ответ на вопрос, что делать с российской экономикой, увели из офиса люди в штатском.
Гигантский каменный череп на Страстном бульваре. Осуждаемый «Синими ведёрками».
Нет, серьёзно, гигантский череп.
Не Босх, конечно, но уже Бёклин. Чума верхом на птероящере.
«В ее ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости».

У Блока был сборник стихотворений «Страшный мир». По-моему, этого достаточно для полного ответа на экзаменационный билет «Трагическое в лирике Блока».
В творческих кругах начала XX века были распространены апокалиптические веяния. Гипертрофированные, до декаданса, истерики и морфинизма. Люди завтракали, покупали билеты на выставки, расплывались силуэтами в фонарном свете, сочиняли и декламировали стихи, ездили без билета на трамвае — а вокруг мир рушился.
Рушился и рушился, качался, как оранжевая луна на ниточке, и осыпался по кусочку.

Может быть, он и сейчас продолжает. Только мы не видим.

@темы: ничего страшного нет, вода голубая, потому что в ней отражается небо

На моём левом запястье до сих пор повязана тонкая нитка с подвеской в виде металлической птички. Птички — потому что это живое существо (вот такая странная логика выбора).
В первый раз Алёнино объявление в ленте вызвало у меня нервный смех: в точности мой тег из дайра, смесь любительского театра с психологическим тренингом (с перевесом в пользу тренинга). Но об ирландскую матчасть я уже разбился, как волна об пирс, сдался, осознал, что выходные у меня свободны — что, в конечном счёте и привело к решению, а почему бы, мол, и нет.
По-быстрому в тот же вечер ответил на тест (тот, который вместо игровой анкеты), и, странное дело, все вопросы из теста забыл сразу же, как закрыл вкладку.
В субботу до тренинга был Домовский мастерский сбор, до Чертановской я доехал уже отчасти вроленным в кого-то невнятного и с затейливым деревцем схем в скетчбуке. Имбирный лимонад провоцирует просветление, осторожнее с этим. На Чертановской гладкий рукотворный пруд, над ним — маленький торговый центрик, почти рынок под крышей, район, в котором нет ни одной улицы, только дома-корабли (весной балконы залиты солнцем, летом — оплетены виноградом) с нумерацией до восьми сотен. Асфальтовые дорожки похожи на мосты; дети, собаки, скамейки, коляски, гуляющие. Вход в лес тот же, что и в прошлый мой приход сюда: на холм.
далее спойлеры к мероприятию

@темы: "смесь любительского театра с психологическим тренингом", ничего страшного нет, вода голубая, потому что в ней отражается небо

Вместо преподавателя на спецкурс — предобеденная пара — к нам приходит девушка лет сорока. Литературовед, энтузиаст, специалистка по одному поэту. Смеётся над проектором, показывает картины Кирхнера и что-то про Мэри Вигман. Пересказывает стихи.

...А потом эта девушка (лет сорока, в джинсах, ковбойке и официальном пиджаке, сидит на столе рядом с кафедрой) говорит: «Вот вы приходите в степь...».
Я на своём шестом ряду (партера) захлопываю скетчбук.
Вот вы приходите в степь, говорит девушка, и вы там самая высокая точка. И абсолютно ничтожная одновременно. А степняки с этим ощущением рождаются, понимаете? Они же там леса не видели. Там даже кустов нет. Один ковыль, в обе стороны.

Интуитивно я чувствую, когда наверняка стоит появляться в институте. В день выдачи письменного задания по инсценированию Достоевского и замены поэтического семинара на поэтичную лекцию это просто необходимо.

Велимир Хлебников умер, когда открыл законы времени. Вот была эра Человека, а потом будет эра Носорога. И ничего необычного в этом нет.
Если не лезть в биографические и анатомические подробности (всё это преходяще) — очень хорошая смерть.
Он вообще-то не верил в смерть. Только в смену знака и переход в сверхпространстве.

Разорванное сознание начинает рефлексировать на целостный мир. И что же получается? Ни-че-го.

Нас с нашим разорванным сознанием цивилизованных студентов заставили на паре писать стихи.

Не-фандомные десятиминутные не-стихи. «Чума в Бедрограде» и «Улитка на склоне» в равной пропорции.

@темы: "было ровно восемь часов сорок две минуты и ещё четыре секунды", "в небе по-прежнему осыпались галактики", ничего страшного нет, фриковальня

заявка

матчасть

действующие лица

краткое содержание

@темы: "было ровно восемь часов сорок две минуты и ещё четыре секунды", мать городов росских, "каждый житель Всероссийского Соседства немного осётр"