В 00.30. позвонила матушка, вытащив меня из дебрей полусонного репетиторства по сети, сказала: "Будут митинги. Сиди дома".

В нете - в новостях - пугали цифрами. Яндекс - Люблино - тридцать тысяч. Гугл - Пушкинская площадь - четыре тысячи. ВКонтакте - юго-запад - семь тысяч участников, пятьсот сочувствующих. Слово "националисты" в траурной рамке со славянскими узорами просвечивало сквозь экран.
------
Питерский друг, как раз отбывавший домой в понедельник вечером, возмутился: "Да у тебя крыша поехала? Зачем мне менять билеты?"
------
Задумавшись о позиции русской интеллигенции, полночи читали с сестрой вслух Грибоедова. По ролям.

В 11.00. на Садовом кольце было пустынно, только процессия бабушек с маленькими детьми шла в театр Сатиры на утренний спектакль.

В 14.30. на ВДНХ лил вкривь и вкось ноябрьский дождь. Прохожие прятались под зонтами.

В 19.00 на Арбате ничто не напоминало о ночной панике в Интернете. Только девочка с истфака, размахивая руками, восторженным шепотом рассказывала, что история творится вокруг нас. Мы не видели историю - только стены кафе с декором в виде нелепых коровьих голов и забытую на перилах газету с кричащим заголовком.

В 22.30 на платформе Ленинградского вокзала неорганизованная группа человек в шесть-семь махала вслед поезду.

В 23.30 до меня дозвонилась сестра, рассказала, что над Патриаршими кружили вертолеты.

Четвертое ноября как двадцать четыре часа жизни осталось со мной. Четвертое ноября как двадцать четыре часа политики прошло мимо меня.

Я не знаю, повезло мне или нет.