Море швыряет нам наши убытки: изодранный невод,
Сломанное весло, исковерканный котелок для омаров
И лохмотья неведомых мёртвых. Море многоголосо.
В море много богов, и море многоголосо.
(с) Т. Элиот «Четыре квартета»


Это снова я, и я всё так же не люблю промозглую сырость, ранние сумерки, опадающие листья, монотонность, медленное умирание и период с сентября до первого снега.

Память подводит настолько, что я схватился за ежедневник.
Ежедневник занимает в сумке немного места — линованная тетрадь из Фикспрайса, в твёрдой обложке с небоскрёбами и такси на вантовом мосту. Далеко за домами на большом сером фрагменте фонового неба Софи нарисовала симпатичного монстра, поедающего игрушечные машинки.
Расписываю теперь дела на неделю — семинар, ремонт одежды, доклад, беседа с научницей, уборка, ученица, ещё ученица, отдать У. сумку, написать объявление в группы поиска музыкантов.
В дайри тоже пишу, чтобы не забыть, что была осень, сентябрь, когда я жил один, учился и работал. Дни стояли солнечные, ночи — холодные.
(Выкидывает моментами в первый-второй курс, когда тоже ходили в последние ясные дни на Патрики, когда все доклады брали вдвоём.)

В среду после пар и работы вечером заглянул на Савёловский чинить технику, прогулялся с приятелем, зашёл за продуктами и поймал себя на мысли, что вырос обычным взрослым человеком.

Вчера в ночь был Мабон.
Основная моя ассоциация с кельтскими праздниками — сетевая флэш-игра «Цена Свободы» и её бесконечные праздничные акции. Открываешь заставку и тут же получаешь десяток уведомлений в лицо: собирать тыквы! ленты! детали! огонёчки! Непонятно зачем, но надо было уже вчера сорок штук! Успей получить призы, которые сразу же после вывесят в официальной группе!
Я в последние несколько лет отмечал только Самайн, огнём и яблоками, но этот год штампует памятные даты — видимо, очень хочет запомниться.
Промелькнул Бельтайн, белый и искристый, и летняя водная Лита с хвостом закатных облаков над рекой.
Осеннее равноденствие получилось хлопотливым и беспокойным. Встречи, люди, дела, две чашки кофе (сердце снова делает вид, что спотыкается и болит), Фаевский, ещё четырнадцатого года, рецепт тыквенного пирога, жжёный сахар и сложносочинённый плейлист. Красная свеча. Длинная муторная ночь плохих снов.

Вот и наступил последний год, когда завкаф достаёт нам контрамарки в театр. От его щедрот я сходил в РАМТ на «Демократию», сравнительно новую постановку о политике.
На свой вкус, рекомендую посмотреть. Там нет ни одного женского персонажа на сцене и ни одного реалистичного диалога, но спектакль хорош. Он на известный сюжет о Вилли Брандте и Гюнтере Гийоме — то есть о ГДР, ФРГ, конспирации и шпионаже. Ещё о любви, дружбе, уважении, сотрудничестве, доверии и тени великого человека.

Стоило бы говорить о том, что делаешь, только по факту, когда хотя бы начал. Я вот занимаюсь с людьми школьным курсом литературы («Раскольников зарабатывал на жизнь репетиторством», господи иисусе, в этой истории я Раскольников) и пишу научную работу о подростковых книгах — если вы дочитали пост до этого места, расскажите мне, какая книга из расплывчатой категории «для среднего и старшего школьного возраста» вам нравилась в пятнадцать лет?

Белый ватный туман над землёй, мокрый, оседающий на листьях, пытался меня есть по дороге от остановки автобуса, но съедобного ничего не нашёл и отступился.

Обратимый ли процесс — превращение человека в камень?
«Нет в мире того, что не было бы всем и ничем: еловой иголкой, певчей птицей, резным ключом, умирающим стариком, играющим ребёнком, каплей дождя, грязью в дорожной колее, гвоздем в горне, корнями в земле, зверем в логове, сброшенной змеиной кожей, ветром над долиной и звоном колокольчика на ветру. Нет никакой, ни малейшей разницы».