— Но у тебя нет тени! Почему бы это? Почему?
— Боятся люди теней. Потому-то я и оставил свою за лесом.
(с) Рэй Брэдбери «Смерть и дева»


Бывают такие ночи — после того как едва-едва добрал днём многодневный недосып, — когда заснуть не получается.
Лежишь в темноте, чувствуешь себя аквариумной рыбкой. В стеклянной коробке с водой, зеленью, мусором.
Из приоткрытой форточки пахнет холодом и дождём.
В окнах дома напротив горит свет на балконе под колоннадой. Переплёт заглавной буквой Т.
Проехала по улице машина с мигалкой, расплёскивая лужи на велодорожку. Свернула на Садовое.
На Садовом, как и на Тверской, перекопан тротуар. Встречные зонты врезаются друг в друга.
Во дворике у креста Гермогену на четырёх лавочках по периметру ночуют бомжи. Натягивают над лавочкой и завалом баулов полиэтилен, кучкуются под ним, разговаривают.
Над Москвой-сити между небоскрёбами висит, как на ниточке, круглая оранжевая луна. Ёлочный шарик.
Лебеди на Патриках спят посреди пруда в домике. На одной его стенке баллончиком банальное: «Саша + Маша =», кривое сердечко со стрелой. По статистике, частое сочетание имён.

Жили, в общем, два вымышленных человека, мальчик и девочка. И не то чтобы они друг друга любили, и не то чтобы даже дружили. Просто раз в две недели вместе пили чай. Он любил зелёный импортный, без сахара, а она — сладкий, крепкий, но со сливками и обязательно со сдобной булочкой. А потом у обоих в жизни начали происходить тяжёлые и неприятные события, которые они поодиночке переживали с трудом. И тогда они продолжили вместе пить чай, только почти каждый вечер и на одной кухне. Способ разогнать мрак.

Вечерние новости передавали — публиковали — макабрические картинки.
Футбольные фанаты в Марселе. И в Кёльне. Отпустили под честное слово. Чартерный рейс министра спорта.
Аллигатор на поле для гольфа.
Человека, которые нашёл ответ на вопрос, что делать с российской экономикой, увели из офиса люди в штатском.
Гигантский каменный череп на Страстном бульваре. Осуждаемый «Синими ведёрками».
Нет, серьёзно, гигантский череп.
Не Босх, конечно, но уже Бёклин. Чума верхом на птероящере.
«В ее ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости».
У Блока был сборник стихотворений «Страшный мир». По-моему, этого достаточно для полного ответа на экзаменационный билет «Трагическое в лирике Блока».
В творческих кругах начала XX века были распространены апокалиптические веяния. Гипертрофированные, до декаданса, истерики и морфинизма. Люди завтракали, покупали билеты на выставки, расплывались силуэтами в фонарном свете, сочиняли и декламировали стихи, ездили без билета на трамвае — а вокруг мир рушился.
Рушился и рушился, качался, как оранжевая луна на ниточке, и осыпался по кусочку.

Может быть, он и сейчас продолжает. Только мы не видим.