Страдания, рыдания, драма, саспенс, плащ на палочках.Ничего не могу с собой поделать: как только я упоминаю в своем персонажном отчете имя Ивэн, у меня начинают трястись руки, меня бьет нервическая дрожь, что-то сжимается в горле, и всё, дайте мне мой сугроб, чтобы стоять в нем на коленях, и белую псину, чтобы рыдать, уткнувшись в ее шерсть.
И я начинаю себя-его уговаривать: ну Рауль, перестань, будь мужчиной, в конце-то концов. Ты же аргендец. Ты же дворянин. Ты же воин — не спорь, у этого термина много трактовок. У тебя ведь всё просто отлично, Рауль. Брат тебя любит, Анри аль Дорсе хочет вместе с тобой менять мир, у тебя чудесные друзья, у тебя очаровательная невеста, у тебя огромные перспективы, обширные связи и такие планы на жизнь, что кто другой бы самому себе позавидовал. Ты пишешь хорошие стихи. Начальство тебя ценит. Моран аль Гратт никуда не уезжает, вы еще поговорите не раз. У вас с Арлетт будет замечательная семья, как у графа Флорана и Эрмины, даже лучше, и четверо детей. С Фиделем вы что-нибудь придумаете, он точно останется в живых.
Да, говорит Рауль, конечно. Вежливо улыбается. Вычеркивает строчку. Пишет дальше красивым ровным почерком. Снова доходит до чужого имени. На "Ивэн, любимая" — само собой — приключается новый виток истерики. Потому что ему, видите ли, очень больно, - так больно, что последние жалкие остатки самоконтроля срывает, и он снова в который раз за день закусывает губу и глубоко дышит на счет от одного до четырех, чтобы не заплакать. Кошмар, позор и виенщина.
Такими темпами этот отчет я не допишу никогда.